– Хм, ножом пырнули... Это на тебя не похоже.

– Я тоже так думал.

– Не расскажешь, как это вышло?

Я понял, что ему просто не по себе. Конечно, он всегда готов был мне помочь без лишнего шума, но ему нужно было знать, что я не натворил ничего незаконного.

– Ты хочешь знать, не ввязался ли я в неприятности с букмекерами, организаторами договорных скачек и всем прочим?

– Наверно, да.

– Не ввязался. Честное слово.

Я коротко рассказал ему о проблемах Бобби и увидел, что он сразу успокоился.

– А синяки? – спросил он.

– А это по мне позавчера прошлись несколько лошадей.

Он кивнул – это было дело житейское. Я заплатил ему наличными, и он проводил меня до двери.

– Удачи тебе, – сказал он. – Ты заходи, если что.

Я поблагодарил его, поймал такси и вернулся в гостиницу, думая о том, что как раз сейчас печатается "Знамя", а опровержения в нем нет. Еще я думал о Леггате и обо всех, кто стоит за ним: юристы, Нестор Полгейт, Таг Танни, Оуэн Уаттс, Джей Эрскин. Думал о фуриях, которых нечаянно спустил с цепи.

"Мы тебе объясним, что есть люди, которыми вертеть нельзя", – сказал один из этих, с ножами. Что ж, объяснили...

В агентстве по найму автомобилей сообщили; что мне повезло: "мерседес" у них есть. Вот ключи, а сама машина – в подземном гараже. Если я соберусь куда-то ехать, портье мне ее покажет. Я поблагодарил их. Мне ответили: "Мы работаем для вас!"

Придя к себе, я заказал обед в номер и позвонил Уайкему, рассказать, как победили его победители. Это вернуло мне хотя бы тень сегодняшнего радостного подъема.

– С ними все в порядке? – спросил я.

– Да, едят как обычно. УДаулагири такой вид, словно ему пришлось тяжело, но Дасти говорит, что он выиграл без особого труда.

– Даулагири молодец! – сказал я. – Все они молодцы. А Кинли – один из лучших коней, какие у вас когда-либо были.

Мы поговорили о будущем Кинли и о лошадях, которые должны были участвовать в скачках в Аскоте назавтра и в субботу. Для Уайкема октябрьноябрь-декабрь были пиком деятельности: лошади приходили в наилучшую форму, и нынешние успехи были ожидаемыми и запланированными.

С тридцатого сентября по Новый год Уайкем выставлял каждую из своих лошадей на скачки как можно чаще. "Лови момент!" – говаривал он. После Рождества скачкам препятствовали метели и морозы, и в конюшне наступало время зимовки – отдыха, восстановления сил и подготовки ко второй вспышке активности в марте. Моя жизнь в основном подчинялась тем же ритмам. Они были такими же естественными для меня, как и для лошадей Уайкема.

– Ну иди отдыхай, – благодушно сказал он наконец. – Завтра у тебя шесть заездов, а в субботу еще пять. Иди поспи.

– Ладно, – сказал я. – Спокойной ночи, Уайкем.

– Спокойной ночи, Пол.

Мне принесли обед. Я поел и выпил немного вина, одновременно дозваниваясь другим тренерам, оставлявшим мне сообщения, потом позвонил Розе Квинс.

– Четыре победы! – сказала она. – Круто, ничего не скажешь.

– Всяко бывает.

– Да, конечно. Пусть это послужит для вас утешением, старина. У меня для вас плохие новости.

– Какие именно?

– Режиссер "Секретов бизнеса" наотрез отказался отвечать, кто натравил его на Мейнарда Аллардека.

– Но кто-то это сделал?

– Безусловно! Он просто не говорит кто. Я подозреваю, что ему заплатили за то, чтобы он это сделал, не меньше, чем за то, чтобы он этого не делал, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Должно быть, тот, кто ему заплатил за то, чтобы он это сделал, чувствует себя обманутым.

– Беда какая! – сказала она. – Ну пока.

– Постойте! – поспешно сказал я. -А за что посадили Джея Эрскина?

– Я же вам говорила. Помешал ходу судебного разбирательства.

– Но что именно он сделал?

– Насколько я помню, он запугал главного свидетеля обвинения. Тот сбежал за границу и в суд не явился, так что преступнику удалось выкрутиться. А что?

– Так, интересно. А сколько ему дали?

– Пять лет. Но выпустили значительно раньше.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Кстати, мы отчасти квиты. Я воспользовалась вашим советом. Яд подействовал. Меня избавили от владычества шовиниста. Так что спасибо вам и спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Если "Знамени" нужно кого-то запугать, Джей Эрскин это устроит.

Я вздохнул, протер глаза и подумал о Холли, которая давно уже прорывалась ко мне, требуя, чтобы я позвонил. Ей нужны деньги, которые я все еще носил на себе в поясе, и мне придется убедить ее или Бобби подъехать завтра утром в Лондон либо в Аскот и забрать их.

И еще придется сказать ей, что мне так и не удалось добиться, чтобы "Знамя" напечатало опровержение. Что ее с Бобби адвокаты могут трудиться сто лет подряд, но так ничего и не выгрызут. Что если мы во всеуслышание объявим, что их разговоры прослушивались, это, конечно, доставит "Знамени" некоторые неприятности, но не заставит их банкира передумать. Я неохотно набрал номер Холли.

– За деньгами? – сказала она. – Конечно, приедем. Да подожди ты болтать! Выслушай сначала.

– Ладно.

– Звонил Сэм Леггат. Редактор "Знамени".

– Он звонил? Когда?

– С час назад. Или часа полтора. Около семи. Он сказал, что ты в Лондоне, где-то в районе Найтсбриджа, и спрашивал, не знаю ли я, где ты остановился.

– А что ты сказала? – с тревогой спросил я.

– Я ему сказала, где ты ночевал накануне. Посоветовала обратиться туда. Он сказал, что это не в Найтсбридже, и я ответила, что нет, конечно, но есть такая штука – "такси" называется. Во всяком случае, он говорил, у него к тебе срочное дело. Попросил меня записать. Он говорил, что опровержение печатается и будет разослано всем, кому надо.

– Как! Господи, что ж ты сразу-то не сказала?

– Но ведь ты и так вчера говорил, что его напечатают. В смысле, я думала, ты знаешь...

– Боже всемогущий! – сказал я.

– И еще, – сказала Холли, – он хочет, чтобы ты сегодня вечером зашел в "Знамя". Сказал, что если ты придешь туда до десяти, ты встретишь кое-кого, с кем хотел повидаться.

Глава 14

Когда я нажал кнопку звонка и вошел в отворившуюся дверь кабинета Леггата, он был у себя один. Сидел в одной рубашке за своим блестящим черным столом и читал "Знамя".

Он медленно встал, опираясь растопыренными пальцами на газету, словно она его поддерживала. Невысокий крепкий мужчина, носивший свою власть легко, будто бы по праву. Ждал он не меня. Голос за моей спиной сказал:

– Вот она, Сэм!

И в дверь вошел человек, размахивающий папкой.

– Хорошо, Дэн. Оставь ее мне, ладно? – сказал Леггат, взяв у него папку. – Я тебе перезвоню.

– Да? Ну ладно.

Человек по имени Дэн с любопытством взглянул на меня и вышел, захлопнув дверь.

– Мне передали ваше сообщение, – сказал я. Он взглянул на лежавшее перед ним "Знамя", перевернул страницу, развернул газету и придвинул ее ко мне.

Я прочел "Частную жизнь", которая развлекала за завтраком несколько миллионов англичан. Что ж, на этот раз Сэм Леггат сыграл честно. Заметка была напечатана жирным черным шрифтом и обведена рамкой. Говорилось в ней следующее:

"Ежедневное знамя" считает своим долгом признать, что находящаяся в Ньюмаркете конюшня Робертсона (Бобби) Аллардека (32 года) процветает и ничего не задолжала местным торговцам. "Ежедневное знамя" приносит мистеру Аллардеку свои извинения за неудобства, причиненные ему заметками, которые были опубликованы в этой рубрике раньше".

– Ну? – спросил он, когда я дочитал.

– Спасибо.

– Бобби Аллардеку следует благодарить бога за то, что у него такой шурин.

Я с удивлением посмотрел на него. Подумают о маниакальном недоверии Бобби и о том, что на самом-то деле я сделал все это только ради сестры. Эта заметка, по крайней мере, успокоит город и владельцев и позволит конюшне вернуться к нормальной жизни – при условии, конечно, что нам удастся разобраться с финансами.